Двери

Неважно, что ты делаешь, —
важно как ты это преподносишь

Цитата приписывается Сальвадору Дали

Он читал Костаньеду. Поначалу понравилось. Потом надоело.

Он читал Лабержа, но не поверил. Неправдоподобно.

Он читал «хакеров сновидений». Тоже не пошло.

Но в голове кое-то от всего прочитанного осталось. Он пытался практиковать осознанные сновидения. Не получилось. Однако, он приобрел привычку, едва проснувшись, на айпаде сразу записывать то, что видел во сне.

Однажды ночью он очень плохо спал. Ворочался. Несколько раз вставал то попить, то покурить на балконе. Утром окончательно проснулся с тяжелой головой. Хмуро посмотрел в зеркало, наскоро умываясь, Поставил кофе и открыл айпад: «Хм… — удивился он, — когда это я написал?» Посмотрел на время заметки: «Сегодня. В 5:30… Ничего не помню».

На айпаде несколько страниц теста были написаны явно им, но у него в памяти не осталось совсем никаких, даже смутных воспоминаний ни о сне, который он якобы видел, ни о том, как он записывал содержание сна.

Он пожал плечами, налил кофе и начал читать…

Я находился в огромном помещении. Оно было пустым и напоминало большой концертный зал с закрытой занавесом сценой. Вдруг очень медленно стали происходить нечеткие изменения. Словно занавес начал раздвигаться.
Присмотревшись, я увидел, что это был «живой» занавес. То есть, его, конечно, в действительности не существовало. В отличие от помещения. Я это прекрасно понимал, Занавесом скорее воспринималась инвариантность существования. Та, которая была раньше, и которой  теперь не стало, но память о которой зафиксировалась в виде занавеса. Он не имел определенного цвета. С черно-белыми горизонтальными полосами вроде. Или нет. Черный цвет скорее был не чисто черным, а темно-темно коричневым. А белый — тоже не чисто белым, а желтовато-белым или слегка кремовым. Не молоко, а топленое молоко.

«Муть какая-то!», — усмехнулся он, но тяжелая голова начала понемногу проясняться, и он продолжил чтение.

И по мере движения занавеса, мысли постепенно начали терять четкость, стали путаться, как будто в сознание стало входить сумасшествие. Или наоборот, из сознания стал выходить ум, уступая место первозданному хаосу.  Это не было субъективным впечатлением. Это впечатление очень отчетливо выражалось в том, что время, к плавному течению которого мы привыкли с детства, вдруг стало… разваливаться. Никакого другого слова подобрать к этому ощущению не получалось. Именно «разваливаться». И время разваливалось до тех пор, пока окончательно не развалилось.

«Сложно мыслить адекватно, — время развалилось», — ему стало немного весело.

Я же, как загипнотизированный, двигался вперед. На сцену. Я попытался развернуться и выбежать из помещения со страшным занавесом, но не смог. Было невозможно не только убежать, но даже развернуться и сделать маленький шаг в обратном направлении. Причем, я понимал, несмотря на спутанность сознания, что уйти обратно невозможно в принципе. Невозможно в любом случае. Невозможно вне зависимости от любых обстоятельств.

«Да уж! Невозможен ход обратный, что бы не случилось» — его пробрала легкая дрожь, но он упрямо продолжил чтение.